В разные годы в Евпатории жили и трудились удивительные люди, чья самоотдача любимому делу становилась для коллег достойным образцом. Одним из таких евпаторийцев, своим самоотверженным трудом заслужившим светлую память о себе, является Александра Винтовкина. Долгие годы этот замечательный человек работал главным врачом санатория «Смена», был главным педиатром Евпатории. Воспоминаниями об Александре Павловне с «ЕЗ» поделился ее внук Алексей ПАВЛИШАК, который поведал о девяти мгновениях, связанных с бабушкой.

Когда тебе шестнадцать, жизнь кажется длинным поездом, в котором до последнего вагона еще бежать и бежать. В сорок осознаешь, что ничего путного вроде так и не сделал, а самые главные станции твой поезд уже, считай, проскочил. Да так быстро, что ты и не заметил.

Для себя я определил, что жизнь – это все-таки мгновения. У кого-то одно, у кого-то несколько. У Штирлица в победную весну их было семнадцать. А с моей бабушкой меня связывают девять. Если говорить откровенно, то гораздо больше. Конечно! Но эти девять мгновений, пожалуй, самые дорогие. И если б мог, я бы сейчас обнял ее и сказал об этом сам.

1

Как-то, году в 1980-м, по телевизору показывали художественный фильм о войне: о санитарном поезде, в котором раненые советские бойцы лежали на полках плацкартных вагонов. Бабушка посмотрела, сказала: «Какая ерунда!» – и больше смотреть не стала.

2

Во время Великой Отечественной она командовала санитарным поездом, в нем был не один десяток теплушек. В каждом вагоне среди раненых обязательно клали двоих с легкими ранениями. Когда врач заканчивал обход больных в одном вагоне, делали отмашку машинисту, поезд останавливался, и легкораненые спускали доктора на руках. Он шел к следующей теплушке, и там его поднимали солдаты уже из другого вагона. Также давали отмашку, и поезд следовал дальше.

Мне, пацану, было все про войну интересно, потому расспрашивал бабушку о том, что особо не показывали в кино. Любопытно же, что остается за кадром. Например, не мог понять, куда раненые ходили в туалет. «В картонные коробки…» – отвечала ба.

3

Родилась она до революции, 9 ноября 1915-го, в Алма-Ате (тогда этот город назывался Верный), в семье учителя русского языка. Появилась на свет тринадцатым ребенком, самым младшим. Выжили не все.

4

В голодные годы она покупала в аптеке рыбий жир и пила его, не морщась. Однокурсницы с рабфака не могли перебороть отвращение к этому лекарству и умирали. А бабушка выжила. Не знала страха. И даже высоты не боялась, спокойно летала на планере.

5

Всю жизнь лечила других, а сама страдала астмой. Весной, во время цветения, и осенью ей в Евпатории становилось особенно плохо, а в Москве, где много лет имела прописку, она совсем жить не могла. Дома у нас никогда не было никаких духов и одеколонов, бабушку как астматика это все напрягало – не могла дышать. Потому именно весной и осенью мы с ней частенько ездили в Ялту, там она чувствовала себя хорошо. Мы всегда останавливались у одной хозяйки, ее звали Эрна Георгиевна. Как немка Эрна выжила после войны в приграничном городе, непонятно.

Спали мы с ба в одной малюсенькой комнатенке. Бабушка – на кровати, а мне стелили рядом на сундуке. Порой мне становилось страшно: я очень боялся, что бабушка умрет, и тогда тихонько, чтобы никого не разбудить, подходил к ней и слушал, как она во сне дышит. Мне было лет пять-шесть.

В ялтинском «скворечнике» мы проводили весну и осень не одни. Третьим в этой комнате жил муж Эрны, слепой старик. Каждый день он ел творог серебряной ложкой. Причем так давно, что наполовину ложка уже стерлась. Единственным развлечением старика было радио. Он часами сидел в наушниках и слушал, слушал… Однако умудрялся и работать на дому. Раз в неделю ему привозили в шуршащих бумажных мешках разноцветные пластмасски, которыми метили овечьи уши. Я рисовал себе картины, как по горным пастбищам ходят стада овец с синими фишками, а вот там – с красными, там – с желтыми. В задачу старика входило отделить фишки от облоя (это излишки материала, остающиеся на детали после обработки). Он доставал специальную машинку – самодельный станочек из дерева с двумя острыми стальными ножами. Вставлял туда на ощупь пластмасску – клац! – и фишки в один мешочек, облой – в другой. В те времена вообще с яркими красками была напряженка. Потому мне так нравилось перебирать эти яркие кусочки! Не забыл их запах и сейчас, хотя прошло сорок лет.

6

Я всегда звал бабушку коротко – ба! Помню, как моя любимая ба и в самом деле умирала. Я стоял в соседней комнате, а она лежала на кровати, тяжело дышала, дышала, а потом перестала. Так просто. Мама закрывала ей глаза. Оказывается, их только в кино закрывают умершим одним движением руки. На самом деле ни фига они не закрываются.

7

Моей ба тогда было 93. Она пережила своего мужа на 31 год и замуж больше не вышла. Дедову фамилию не хотела брать, так и осталась на девичьей: Винтовкина Александра Павловна. Называясь, она каждый раз терпеливо добавляла: «От слова «винтовка»!» Люди удивлялись: разве подобные фамилии существуют?

8

Какое-то время бабушка работала главным педиатром Евпатории, а целых 15 лет – завмедом санатория «Смена», и гордилась тем, что лечила детей Хрущева. Здравница тогда принадлежала Компартии, и на лечение сюда привозили отпрысков партийной верхушки. Были и дети Никиты Сергеича. Бабушка говорила, они жили в отдельном корпусе. Не знаю, болели или нет, но «завмед их наблюдала». После того, как бабушка вышла на пенсию, она нянчила только меня.

9

Много лет и сама состояла в партии, но совсем состарилась – и на ее серванте появились иконки. На мои юношеские вопросы, которые я, тогда максималист, задавал с особым негодованием в голосе: «Как же так, ба, ты же член партии? Какие иконки?» она не злилась, а отвечала мягко: «Бог – это добро». А еще рассуждала по-своему: между мужчиной и женщиной нет любви, есть лишь влечение. Сложную и долгую жизнь прожила моя бабушка и, наверное, знала, о чем говорила.

* * *

Она навсегда ушла 20 марта 2009-го. Ровно через два месяца после смерти моего отца, день в день. Подумать только, в нынешнем году отмечала бы столетний юбилей! Если б я мог сейчас поздравить ее с днем рождения или отправить письмо, оно было бы совсем коротким: «Я так рад, что ты в моей жизни была! Твой внук Алексей».

Фото из архива Алексея ПАВЛИШАКА